Сегодня, 22 июня, исполняется 75 лет со дня начала Великой Отечественной войны. Эта дата стала прологом миллионных потерь, тысяч разрушений деревень и городов, жутких зверств нацистов. Это День памяти обо всех тех, кто отдал жизнь ради спасения и защиты Отечества, ради мира, в котором мы живем сегодня.
Страна устояла несмотря ни на что – на защиту Родины поднялся весь народ. Поэтому 22 июня – день мужества, смелости, силы духа, гордости за сыновей, отцов, матерей, дедов за свою страну.
Помните!
Через века, через года, –
помните!
О тех,
кто уже
не придет никогда, –
помните!
Детям своим расскажите о них,
Чтоб запомнили…
Роберт Рождественский
Был месяц май…
Мы получили СРОЧНУЮ телеграмму из г. Молотова. «Жив, здоров, еду на запад, не беспокойтесь, целую, Юрий. 1/V-1944».
В Молотове (ныне Пермь) Юра учился в Урюпинском Пехотном училище, а стажировку проходил в Житомире. Мы сразу же решили ехать в Молотов, повидаться с Юрой перед отправкой на фронт. С этой срочной телеграммой отец поехал в военкомат, чтобы получить разрешение на приобретение ж/д билетов. Билеты продавали только с разрешения военкома. Отцу, как защитнику Москвы, выдали справку на поездку к сыну, а так как он с трудом передвигался на костылях и не мог нести чемодан (у него левая нога висела), то разрешили мне сопровождать его до Молотова. Чемодан у нас большой, тяжелый. В нем отоваренные карточки на хлеб, макароны, сахар, мыло. Карточки отоваривались только по прописке. Соседи дали соленое сало, картошку и много старых простыней. Бинтов тогда не было, и простыни рвали на бинты. Нам дали лошадь с телегой, и мы благополучно доехали до вокзала.
Сказали, что поезд неизвестно когда будет. Прямо на перроне я посадила отца на чемодан и помогла обработать рану. Наконец прибыл поезд и четыре вагона. Вагоны деревянные, с открытыми окнами. Не успели выйти пассажиры – раненые солдаты и медсестры – с носилками, как толпа ожидающих начала штурмовать вагоны. Что тут было! Люди давили друг друга, лезли по головам, даже в окна. И вдруг гудок на отправление. А мы с отцом стоим и смотрим. И не только мы. У отца потекли слезы. «Доченька! Как же так, ведь Юру-то на фронт отправляют». Из вагона выскочил солдат, хотя на лестнице продолжалась давка, растолкал всех, схватил отца с костылями и на ходу поезда запрыгнул в тамбур вместе с отцом. Отец кричит: «Это дочь моя с чемоданом!» А поезд уже набирает скорость. Меня кто-то резко поднял к окну, а из окна несколько рук втащили в вагон прямо на ходу! В вагоне – битком. Накурено. Ехали в основном раненые, сидели прямо на полу, зато меня усадили на наш чемодан, кто-то и его забросил в окно.
Так мы доехали до Свердловска, без чая, без туалета. В Свердловске снова к военкому. Билеты приобрели с пересадкой на станции Гора Благодать.
В городе – вокзал старый. Зал ожидания большой. Чистый. Милиционер проверил у нас документы и сказал, что неизвестно когда будет поезд. В зале сидела одна женщина, с ней юнец-летчик и никаких пассажиров. Этот юнец-летчик что-то нашептал на ухо этой женщине, и она обратилась ко мне «Доченька, это мой сын, он контужен. Я везу его в Молотов в психиатрическую больницу. У него сейчас начнется приступ, и сын просит, чтобы ты вышла». Я быстро соскочила со скамейки и выбежала на улицу. Был месяц май. Погода была хорошая. Солнечная. Наискосок от этого старого вокзала был старинный парк, и оттуда доносилась музыка. Играл духовой оркестр, а я стояла за дверью и слышала, как неистово орет этот юнец-летчик. Я вернулась на вокзал, когда он уже не кричал. Он был весь в слюнях и в пене. Мать обтирала его, гладила по голове и целовала. Мы с отцом пересели на другую скамейку, чтобы обработать гниющую рану у отца и хоть немного поспать.
Через два дня мы были в Молотове.
Училище находилось на территории бывшей спичечной фабрики, обнесенной колючей проволокой, с высокими вышками по углам. Внутри ограждения большие палатки, склады с боеприпасами. С улицы все хорошо видно. Мы сели у проходной ждать Юру. Нам сказали, что его рота была на стажировке, и к возвращению солдат послали духовой оркестр. Ждем. И вот слышим музыку. Все ближе и ближе. Я сразу увидела Юру – он был в очках. Юра улыбался нам. У него за спиной торчало дуло пулемета, а у солдата, шагавшего рядом, – колеса от пулемета. У отца костыли разлетелись, «…Юра, сыночек…!»
Командир закричал: «Запевай!», и с песней «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!» рота скрылась за воротами училища. Было совсем темно, когда Юра вылетел из ворот училища, радостно крича на ходу: «Папа! Мне разрешили быть с вами до 6 часов утра!» И мы втроем пошли по чужому городу неизвестно куда. Навстречу шла женщина, и отец спросил у нее, где можно переночевать? Эта незнакомая женщина дала нам ключи от своей квартиры и пошла на ночное дежурство в госпиталь. В квартире я стала готовить еду, а Юра сел на стул и вдруг повалился. Мы стали его трясти, но он уснул и полностью отключился. Посмотрели мы на него: грязный-то какой, оборванный. Колени голые. Обмотки драные. На ботинках подошв нет, вместо них что-то привязано веревками… В шесть утра мы с трудом его разбудили, и он бегом помчался в училище. Так и не покормили его, и не поговорили. Днем Юре разрешили побыть с отцом-инвалидом всего два часа. Отец послал нас фотографироваться на базар, где делали срочные снимки. Это было далеко, и два часа пролетели как миг. И опять мы не покормили Юру. А вечером роту брата строем повели в Дом офицеров на оперетту «Сильва». Прощальный вечер. Всех обмундировали, и были солдаты уже не в обмотках, а в сапогах, с погонами на плечах. Красивые. Играла музыка, горели люстры, отражаясь в зеркалах. Пальмы, ковровые дорожки… Настроение было приподнятое. И мне разрешили побыть с братом. В театре не было женщин, только я одна, совсем девчонка, и все смотрели на меня и понимали, что я приехала прощаться с братом. Был буфет, и меня угощали пирожными…
В антракте Юра сказал: «Мой тебе завет: не выходи замуж, – сначала учись, карабкайся, но учись, и тащи за собой сестренку Мартулю».
После театра Юра вместе с ротой, ушел в училище, а я в квартиру, где ждал меня отец. Мы с ним дотащились до училища с нашим огромным чемоданом, отдали всю еду солдатам и с пустым чемоданом поплелись на вокзал.
Юру мы больше не видели. Никогда.
Ревмира, фото и текст из книги «Семейная хроника», опубликовано в газете «Новости Костомукши»
